Она сидела на подоконнике, одна нога была изящно согнута, и ворох платья, призывно оранжевого, парчовым водопадом спадал с колена. Второй ногой девушка непринужденно водила по воздуху, будто бы выписывая кончиками пальцев витки и узоры. Туфли были сняты, небрежно сброшены на нижнюю ступеньку лестницы, уводящей в астрономическую башню.
Бисмарк удивленно вскинул бровь. Ударивший в голову алкоголь подтолкнул его на это. Он решил ответить визитом странной незнакомке, от которой он получил на балу письмо. По правде, он никогда бы не согласился, он бы, ни на миг не задумавшись, бросил глупую бумагу в камин, если бы не...
Если бы не что? Мартини с гранатовым соком? Или неуловимо знакомый цветочный аромат, которым было пропитано письмо? Ведь Вальдштайн так и не понял, что за странные ощущения вызывал этот запах. Странные эмоции, будто бы даже...
Воспоминания.
Но теперь, когда Первый Рыцарь увидел ту, чей ровный почерк, чьи духи заставили его всего на миг будто бы оступиться, будто бы заинтересоваться, он испытал лишь недоумение.
- Эрлстрейм?
Анья Эрлстрейм приоткрыла глаза. Высокая прическа, вечерний макияж с розоватым блеском на губах, приоткрытые плечи и лукавый, не ее взгляд… сейчас он была действительно красивой, очаровывающей.
Только вот с каких пор Анья Эрлстрейм посещает балы?
Еще с утра, когда Рыцари получали разного рода инструкции, девушка затуманенным взором смотрела куда-то сквозь вдаль, водя пальцем по подлокотнику кресла. Она не обращала внимания ни на что и ни на кого, игнорировала даже без устали щебечущего Джино. Анья будто бы была в другом мире. Это не было ее постоянным состоянием, хоть, в целом, она и не отличалась особой подвижностью. Но с ней иногда случалась и такая крайность. Раз в месяц, может чаще.
И вот теперь она – и совершенно не она – сидела на подоконнике, полуобнажив тонкую ножку, глядя игриво, чуть сощурившись.
Она молчала. Соблюдала первую женскую заповедь – не раскрывала своей тайны. Молчала и только улыбалась. Странной улыбкой.
Бисмарк понимал, что надо что-то сказать, разбавить эту поразительную тишину. Потому что если он будет молчать так же, как и она, эта и без того нелепая картина и вовсе приобретет мазки сюрреалистичности.
«Подножие астрономической башни. Конец второй фазы. Жду» - ровный, витиеватый почерк, с одурманивающими росчерками согласных.
- Конец второй фазы… - произнесла Анья с легкой улыбкой, становясь почти эхом для мыслей Вальдштайна.
Где он уже это слышал? Ведь слышал? Ведь это чувство дежа-вю, а не проказы мартини?
Она положила руку на стекло и пальцем нарисовала круг. Затем, тихо усмехнувшись, протерло окно ладонью, хотя от ее прикосновений не оставалось и следа.
Снова Бисмарк почувствовал этот запах, чарующий и неведомый. Он бил по вискам мощнее алкоголя. И вот Рыцарь уже сделал пару шагов по направлению к девушке. Ее духи были словно наркотиком.
Анья заметила это, игриво отведя ногу в сторону, касаясь пальчиками его ноги, чуть ниже бедра. Она не сводила с Бисмарка взгляда, чуть прищуренного, смеющегося: «Ну же, что ты стоишь? Сделай что-нибудь».
- Что ты себе позволяешь, Эрлстрейм? – сухо спросил Рыцарь, не в силах оторвать взгляд от того, как платье медленно съезжало с ее колена, приоткрывая нежную кожу бедра.
Ее улыбка стала шире и озорнее. Нет, это не Анья Эрлстрейм, это точно не Анья Эрлстрейм. В нее вселился какой-то бес, чертовка, да кто угодно - но она не могла быть той замкнутой флегматичной девчонкой, на которую еще с утра он не обращал ни малейшего внимания.
Суккуб? Кому еще был доступен такой восхитительный дурман, такое искусство соблазнения?
«Конец второй фазы»

- После второй фазы наступает полнолуние… А я так сильно на него реагирую...
Ее шепот обжигает, она изящна, она грациозна. Скользит вдоль его тела, горячо дыша, пальцами пробегаясь по каждой клеточке. Она покусывает губы, бесстыже улыбаясь, и ее мягкие черные волосы напоминают волны шелка.
До чего великолепная, роскошная женщина!
Она рисует на его теле узоры, пальцами, языком, спускаясь ниже, отстраняя его руки, которые так хотят ее обнять. Она играет, она дразнит. И улыбается, улыбается, улыбается...
- Полнолуние, ты видишь?
Он взрывается, словно вулкан. Вспыхивает адским пламенем. И хватает ее за руку, опрокидывая на подушки, буквально подминая под себя.
Красавицу. Изменницу. Прекрасную императорскую жену.

- Марианна…
Из окна лился лунный свет, косыми лучами скользя на матовой коже Аньи Эрлстрейм, которая, казалось, светилась. Она прерывисто дышала, ее юное хрупкое тело было дерзко прижато к каменной кладке, ворохи юбок вскинуты вверх, а взрослые поцелуи – совсем не юной девушки – стерли весь блеск с ее губ.
- Марианна… Марианна… это ведь правда?..
Бисмарк хрипел, терзая ее нежную кожу настойчивыми поцелуями. Она молчала, она по-прежнему не выдавала свою женскую тайну, и так даже было лучше, так она сохраняла его призрачную надежду, обласканную лунным светом.
Дурман, наркотик, пьянящий аромат… Иллюзия. Обманка.
Когда платье с шуршанием упало на пол, Анья оказалась непозволительно легкой, почти невесомой. Он буквально вдавил ее в стену, блуждая по ее нежному, еще детскому телу губами и пальцами. Волосы, шея, плечи, пальцы, грудь – все другое, все чужое. Но запах, но повадки и то, как она дерзко сжимала коленями его бедра, и даже лукавая улыбка на тонких губах – все это была она. Она. Она.
И когда он оказался в ней, девушка лишь стонала, выгибаясь дикой кошкой, царапая ногтями каменную кладку, и вновь стонала, стонала… И стоны отражались от стен, эхом разносились по коридору, улетая вверх, в астрономическую башню. К лунному небу.
Возможно, это было просто сном. Наваждением. Перебором мартини. Пугающе знакомым дурманом.
Возможно, эта кожа, такая нереально-реальная, знакомо-незнакомая, была всего лишь лунной иллюзией.
Быть может, это была всего лишь Анья Эрлстрейм, с таким же наваждением, таким же сном, таким же количеством мартини.
Но даже если и так…
Он целовал ее по-настоящему, упиваясь чудесным ароматом ее кожи, шелком ее волос и привкусом граната на губах – такого же удивительно кисло-сладкого, как и она сама.
А она стонала по-настоящему. И была такой горячей, какими не бывают иллюзии. И такой хладнокровно-страстной, молчаливо-кричащей, покладисто-непослушной.
Марианна.
И уходила она, шурша юбками по каменному полу, и обернулась, улыбнувшись совсем невинно, совсем по-детски.
Бисмарк, растерянный и дезориентированный, смотрел на нее как будто снизу вверх – а ведь это все еще была Анья Эрлстрейм.
Он ждал.
Она улыбалась, вновь забирая рассыпавшиеся волосы в высокую прическу.
- Полнолуние всегда так красиво, лорд Вальдштайн.
Лунный свет серебрил оставленные на лестнице туфли.

О, я определённо не ожидала настолько ошеломительно-прекрасного исполнения моей заявки! Брависсимо! Откроетесь в письме?

Bianca Amaranta Mercedes, более чем догадывалась, что эта заявка - ваша) Сейчас пришлю письмо)

Блестящие герои и обстановка. Прекрасно.

Я в восторге. Автор, откроетесь и мне тоже?

Не думал, что Бисмарк похож на человека, который пьянеет от мартини и вообще потребляет этот напиток.
В целом, написано лучше, чем я ожидал.